Регионализм.

Япония, страна древней традиционной (т.е. сохраняющейся неизменной в течение столетий) культуры, переживала в 1960-е гг. пору экономического и интеллектуального подъема, получившего отражение и в обновлении национального зодчества. История страны с ее тонкой символикой и аристократической этикой института самураев, лаконичностью и изысканной простотой деревянных сооружений, перенесена японскими архитекторами в монументальные сооружения из бетона, отдаленно ассоциированные с тектоникой восточного деревянного ордера благодаря выступающим из плоскости фасада торцам мощных бетонных балок (Ратуша в Курасики, I960 г., архит. К. Танге), широким выгнутым вверх крышам (Зал фестивалей в Токио, 1960 г., архит. К. Майекава). Своеобразный, узнаваемый почерк и у других японских архитекторов (рис. 11.7.27) [126].

Но в художественной образности японской архитектуры, в бережном отношении к природе и сохранении ритуалов священной пустоты и безмолвия сильнее выражены проблемы перенаселенности страны. В 1960-х гг. в Японии рождается градостроительная концепция метаболизма, представляющая среду обитания как непрерывно развивающийся во времени и пространстве процесс, а город — как живой организм, который с возрастом трансформируется, питается, растет, выбрасывает отходы. Задача архитектуры — программировать развитие, предусматривать обеспечение его жизнедеятельности. К. Танге разрабатывает проект расширения Токио в сторону залива, где на сваях предлагается возводить жилые, административные и производственные комплексы, соединяемые скоростной дорогой-мостом {рис. 11.7.28).

Идея метаболизма присутствует и в проекте здания Центра средств массовых коммуникаций в Кофу (1967 г., архит. К. Танге и др.), представляющего многоярусную систему перекрытий, опирающихся на 16 цилиндрических бетонных стволов с вертикальными коммуникациями. По мере надобности система может надстраиваться, функционально изменяться, сохраняя выразительность незавершенности (рис. 11.7.29).

Благоприятные возможности для развития национальной архитектуры складываются в странах Латинской Америки. Международную известность и признание получает деятельность бразильского архитектора О. Нимейера, проектировавшего вместе с Л. Коста новую столицу страны — г. Бразилиа, где им построен комплекс правительственных зданий на площади Трех властей: дворец Национального конгресса, дворцы Плоскогорья и Верховного суда, а также собор, театр, стадион. Сооружения эти крупномасштабны, лаконичны, пронизаны солнцем и воздухом (рис. 11.7.30) [94].

Синтез архитектуры и живописи стал особенностью национального зодчества Мексики. Гигантские живописные и мозаичные панно Д. Сикейро-са, Д. Риверы, X. ОТормана вынесены на фасады крупных общественных зданий Мехико (Университетский городок, 1953 г.). В Мексике же выполнены основные работы инженера Ф. Канделы по конструированию оболочек сложной кривизны. Над лабораторией космических лучей университета Мехико в 1952 г. он проектирует выразительную оболочку в форме гиперболического параболоида толщиной всего 15 мм, возводит ряд изящных парковых сооружений [48].

В европейской архитектуре второй половины XX в. уже трудно выделить национальные признаки каждой страны. Скорее, речь может идти об особенностях творческой эволюции отдельных архитекторов, ставших лидерами того или иного стилистического направления. Так, Г. Шарун, всегда тяготившийся прямолинейностью функционализма, господствовавшего в Германии в начале века, через опыт проектирования обостренных пространственных решений зданий, домов-кластеров (с планами в виде грозди: например, жилые дома Ромео и Джульетта в Штутгарте, 1950 г), театров в Касселе и Мангейме (1953 г.) приходит к созданию в Западном Берлине Филармонии (1963 г.)— зрелищного комплека с необычной функциональной организацией и скандальной экспрессией внешнего облика и интерьеров, провоцирующей убийственную критику и многочисленные подражания (рис. 11.7.31).

{module Дизайн интерьер!!!|none}